Посещение православной церкви в Антакье

Настоящая жизнь восточного города прячется во дворах. Улицы узки, пыльны, сомкнутые невыразительные фасады, камень и разбитый асфальт, выклики торговцев, гудки и копоть автомобилей, витрины, запахи готовящейся пищи, толчея прохожих и аксакалы, подвергающие себя опасностям общественной жизни, сидя на узком тротуаре. Шагнул во двор - и ты в другом мире - покой, вся эстетика местной жизни, отдохновение и медитация, здесь можно пробовать и смаковать вкус мгновения, здесь то, ради чего трудится и шумит улица. Это дворики мечетей, с их фонтанами и чайными среди роз и плодовых деревьев, с узорными подушками на низких скамьях и диванчиках; школьные площадки, притихшие от перемены до перемены; частные садики с увитыми виноградом беседками, где за столом собирается под вечер семья и приходят соседи... Во дворы ведут узкие проулки или арки, и уличная суета вдруг сразу отступает.

Насыщенный день клонился к вечеру, умиротворенные легким ветерком с Оронта и аутентичным обедом в очень приличной забегаловке, мы пробирались по узкому тротуару и глазели по сторонам, рискуя толи свалиться под колеса гудящих авто, толи навернуться на выбоине, толи отдавить ногу аксакалу.

Единственный в Антакье православный храм мы едва не прошли мимо. О! - за спинами аксакалов - витая решетка ворот с крестом, в арке над створками вмурована керамическая доска с арабской вязью под изображением венчаемого ангелами Спасителя и датой - 1900 г. - дата закладки храма. За воротами - контраст суете улиц - тишь, просторный чистый двор, постройки того желтоватого известняковых пород камня, которым сложено в этих краях почти все, что имеет отношение к архитектуре. Выложенный плиткой двор открывает вид на базилику, крытую двускатно, с пониженными боковыми нефами и стройной колоколенкой справа. С севера и запада часть «первого этажа» отведена под галерею, открывающуюся во двор чуть заостренными арками, фасад ее сливается с общим фасадом церкви. Декор сдержан - гладь стен украшена окнами да парой скромных розет, зато обработаны они подробно и любовно. Левая часть двора отдана саду, по-весеннему еще не пышному. Северная его стена к востоку продолжается традиционными «фонтанами» для омовения и келейками церковных построек. На одном из северных столбов галереи - под стеклом - старинный фирман, своего рода «жалованная грамота» церкви с красочной «печатью султана» в золотистом орнаменте. Что-то в этой рукописи непривычно цепляет глаз, издали - впечатление, что рукопись перевернута вверх ногами... - арабские строчки упрямо ползут вверх слева.

Вечерняя служба еще не началась и храм закрыт. Наше появление, однако, пробудило дремавшего на солнышке сторожа. Откуда-то выбежала приветливая женщина без головного убора, с аккуратно уложенным перманентом и затрещала по-турецки и по-арабски, осыпая нас доброжелательными улыбками и оживленно заглядывая в глаза. Через пять минут она знала о нас все что нужно, а может, и больше. Вернулся сторож с ключами, для нас отперли северные двери и пригласили внутрь. Храм полон света и оттого кажется больше. Стены, круглые столбы и арки того же местного камня ловят и отражают свет, льющийся в окна центрального нефа и от светильников. Поверхность их словно вибрирует и теряет свою весомость в игре близких теплых оттенков плит. Темного дерева иконостас, скамьи и отделка дверей, тонкая ковка подсвечников и перил кафедры. В этих изысканных сочетаниях скромная белая завеса Царских врат с незатейливо вышитым крестом выглядит неожиданно простовато. Икон мало, но слева от Царских врат, на столбе замечаю небольшую доску русского письма - Собор всех святых. Видя мое любопытство, наш проводник с непростым именем Дженкхан (что, между прочим, по-турецки означает Чингиз-хан, тот самый), подзывает сторожа и спрашивает, верно ли, что икона - русская. Сторож оживляется, кивает, что-то говорит о России и в доказательство отдергивает завесу Врат. Те же скромные белые пелены покрывают престол и запрестольный крест, перед которым среди деловито-простых богослужебных книг в деревянном застекленном кивоте красуется родным сиятельным пятиглавием иерусалим явно московской работы. Сторож растроган, а мы смущены проявлением братских чувств и незаметно откочевываем за колонны нефа. У одной из колонн мой ребенок, таясь, опускает пожертвование в небольшой ящичек подле кованого подсвечника, украшенного иконкой незнакомого святого. Но пока она пытается запихнуть непослушную бумажку в щель, мы вдруг оказываемся в центре полукруга восхищенных зрителей, которые поощрительно кивают, обливают нас одобрительными улыбками, умильно что-то щебечут, плещут руками и даже (о бедное северное дитя!) треплют ребенка по щечке - это к службе начинают собираться прихожане. Эти люди кажутся мне непохожими на людей на улицах, особенно женщины. Они иначе одеты, свободнее держатся, волосы накрыты шалями или непокрыты вовсе. Лица лишены замкнутости и обычного настороженного любопытства. Рядом со мной возникает хрупкая чернокожая девушка, как выяснилось, эфиопка; она, к счастью, говорит по-английски. «Храм Петра и Павла принадлежит Антиохийской церкви,» - рассказывает она, патриарх пребывает, естественно, не в Антиохии, а в Дамаске, но бывает здесь наездами. Церковь на этом месте была с 19 века, но разрушена землетрясениями, нынешний храм построен в 1900 году, «Russian Byzantine style!» - гордо добавляет девушка. В сем последнем я позволила себе усомниться, так и осталось для меня загадкой, что же здесь под этим понимают. «Все православные Антиохии приходят сюда» - ведь другого храма нет. Есть здесь и русские прихожанки (куда только не занесла судьба русского человека!) "Я, сама - из Эфиопии, и тоже прихожанка этого храма." Православных в Антакьи больше тысячи человек, может, полторы тысячи (как они здесь помещаются?), и когда в 1990-м году в пожаре сгорели деревянные перекрытия базилики, люди своими силами возвели предмет нынешней гордости - новые, белокаменные своды. Эти серьезные работы закончены не так давно.

Улыбаясь, эфиопка объясняет, что теперь «девочка» должна поставить свечку. Съежившись под лучезарным вниманием, ребенок втыкает стройную белую свечу в песчаный поддон, запалив ее от лампадки. «Теперь мама!» - переводит девушка требование публики. Я ставлю свечу. «Еще!», но мы, отшучиваемся, категорически отказываемся исполнять номер на бис и, кланяясь и улыбаясь, пятимся к выходу. С нами прощаются как с родными и просят непременно заходить еще.

На улице вздыхаем с облегчением и некоторой грустью. Христиане здесь живут в иноверном, а иногда, вероятно, и враждебном окружении, и остро чувствуют свою общность во Христе. Мы не умеем ответить этим людям с тем же простосердечием, в нашем поймене, где поголовье православных гораздо выше и острота откровения рассеяна, ближний - настороженный инспектор благочестию ближнего своего, и православный православному, как известно, - волк, товарищ и брат.

«Эти люди - преимущественно арабы, - тихо вещает наш Чингиз-хан, - То есть, они, конечно турки, но я не всех понимаю, они говорят по-арабски... Антакья очень свободный край, здесь разные люди мирно соседствуют. Здесь в магазине свободно можно купить пива и даже вина».

Есть еврейская община, маленькая, 60-100 человек, остальные «уехали в Израиль», у них - синагога, такая же малозаметная в плотном ряду сомкнутых домов. Есть католическая церковь, даже монастырь, так же с очень небольшой общиной. А пару лет назад заезжие корейцы купили дом и образовали «протестантскую церковь». Правда, в городе нет ни одного протестанта, но церковь посещают заезжие корейские туристы.

И правда, Антакья была последним городом в нашем путешествии, где в магазине нам удалось разжиться пивом.

Источник:   http://ovtsa.livejournal.com/25306.html

Если отзыв Вам понравился и Вы хотите тоже посетить эти святыни, то приглашаем ознакомиться с соответствующими паломническими турами.