Валаам. Субъективные заметки о святом острове

...Следующая остановка «Международная почта»... следующая остановка «Стадион Труд»... следующая остановка «Кленовый бульвар»...

За одно только суматошное сегодня я сменила пять автобусов, три трамвая и пару раз спускалась в метро; я говорила, много слушала, иногда даже смеялась; мне хотелось есть, спать, и вечером послушать Доменико Циполи, о котором я мельком прочитала в книге... Да, сегодня я читала: безконечную россыпь закорючек газетного текста... А теперь, возвращаясь домой, отчетливо осознала - это был лишний день. Совершенно не нужный, как 33 ноября в календаре моей жизни. Суета физического тела исковеркала траекторию движения души. Я устало прислонилась к стеклу, облитому дождем, и почувствовала трамвайный холод. Трамвай вилял в разные стороны, убаюкивал и между остановкой «Большие Котлы» и «Завод карданных валов» я провалилась в июньское воспоминание.

...На воду можно смотреть безконечно. Особенно если эта вода - Ладога. В нее влюбляешься мгновенно, взахлеб и навсегда. Впервые я увидела озеро, окаймленное огненной лентой горизонта, из окна теплохода. Я ужасно близорука и поэтому люблю все глобальное, простирающееся до горизонта, что можно рассмотреть без лупы и микроскопа. За глобальностью ощущений я ехала на Валаам.

Мы плыли всю ночь, мерно покачиваясь на водах былинного озера. Ладога была грустна и первозданна, как девушка в хороводе. Говорят, иногда она штормит, но к нам озеро проявило благосклонность. Не буду обманывать, что увидела остров издалека, и он таял в дымке тумана, как сон художника-импрессиониста. Отнюдь. Он появился внезапно и стал так реален и осязаем, что я даже испугалась.

Небо. Лес. Земля. Скалы.

Перед поездкой я не читала отзывы об острове в интернете, не смотрела фотографии и даже не купила книгу из серии «Незабываемое путешествие». Я не хотела, чтобы Валаам оказался легендой, взлелеянной прессой. Не хотела делиться своим восприятием острова, смешивать его и приправлять чужими эмоциями, вверяя разум и чувства честолюбивым метафорам. Хотела, чтобы это была моя поездка, мои фотографии и мое впечатление. И поэтому, впервые увидев остров, я подумала: «Он настоящий».

Первые шаги по валаамской земле я делала осторожно и даже с опаской. Словно боялась раздавить неосторожным движением карельскую тишину. Трещали по всем швам суматошность и ритм мегаполиса, привезенные нами с материка. Трещали и мерно растворялись в озерной воде, расходясь кругами, как от брошенного камня.

Продвигаясь все дальше и дальше, я видела, что остров - это место материализации слов и метафор: отвесные скалы, бухты, мелкие острова, поклонные кресты и хвойный лес. Я видела, что люди, которые приезжают сюда, становятся спокойнее, чище, светлее, и даже большое количество туристов не может испортить и опошлить здешнюю красоту.

Поначалу мне было тяжело дышать. И даже хотелось на минутку припасть к выхлопной трубе - настолько непривычный здесь воздух.

Экскурсовод показывает нам мох на деревьях: такой может вырасти только в условиях абсолютной экологической чистоты.

Вот появляются фигуры церквей, и градус восхищения островом растет. Нам рассказывают про три формы монашеского бытия - общежительная (в монастыре), скитская (по скитам) и анахоретская, то есть отшельническая (по островам в лесах Валаама). Анахоретов нам не увидеть никогда. Монастырь и скиты рассыпаны по острову - впереди 15 километров пути.

Первый скит появляется на горе, просвечивая крестами через буйство леса. Удивительный артефакт в лоне природы - какие краски, какое слияние сил природы и человека!

Мы поднимаемся и заходим в храм, экскурсовод рассказывает историю основания, мы пишем записки, ставим свечи, и уходим. Но тут я, забыв сфотографировать убранство храма, возвращаюсь... Храм пустой, я одна. Хотя разве может человек быть один в храме? Незримая духовность, присутствие Бога явственно ощущается в потрескивании свечей и светлых взорах святых с темных древних икон.

В этом храме передо мной вдруг начинают раскрываться неожиданные грани, изнанка Валаама. Я как будто поддеваю тайну за краешек. Казалось бы, жутко в одиночестве на диком, суровом острове. Мрачно под мохнатыми лапами старых елей, пугают воющий ветер и свинцовые удары волн. Заброшенным, забытым, отчаянным, наверное, должен чувствовать себя человек, особенно в темноте безконечных осенних дней или под стоны зимней вьюги. А каким потом, кровью и непосильным трудом дается здесь жизнь! Но живут люди и любят свой остров, не могут с ним расстаться, всей душой прикипели к нему. Видимо сила любви Господа так велика к островитянам, что не чувствуют они ни холода, ни страха, ни одиночества. Изменив что-то в фундаменте своего бытия, подвизается на острове братия, словно в какое-то свое, валаамское измерение, помещена их жизнь.

Северная земля обделена солнцем, черноземом и разнообразием плодов и фруктов, но зато ее ягоды - огромный сгусток пользы, целый кладезь витаминов. Ничто не сравнится с черникой, брусникой, морошкой по пользе, приносимой человеку - так справедливо распределены природные богатства между плоскостями нашей земли. Так и остров, он словно северная ягода - питает, насыщает, повышает остроту духовного зрения и дает людям, живущим здесь, невиданную силу и любовь.

Экскурсовод делится с нами: «Я не местный, из Питера приезжаю на сезон, нас много таких. И у каждого с Валаамом что-то свое. Прикипели сердцем, приросли, каждого здесь что-то держит, не отпускает. И не хочется, чтобы отпускало!»

А наше путешествие продолжается. Процесс фотографирования пошловат для этой красоты, и я хочу научиться фотографировать взглядом, чтобы оставить картинки жить в груди, у сердца, как яйцо в скорлупе.

Природа Валаама понятная и непонятая, простая и невыразимая, близкая и безконечно отдаленная.

Небо. Лес. Озеро. Скалы.

Мы идем по лесной тропинке, мимо мелькают деревья в пене белой кашки, поляны, засеянные цветами и колокольнями, вековые дубы, которые, кажется, помнят еще основателей монастыря преподобных Сергия и Германа.

«Сергий со светлой бородой, Герман с темной», - указывая на икону, просвещает нас экскурсовод. Мощи святых похоронены в скале, над которой впоследствии был построен Спасо-Преображенский собор.

Сам монастырь открывается только после многих километров пешего пути, будто подготавливая путников к квинтэссенции острова. Мы успели полюбоваться Игуменскими озерами в кувшинках и солнечных бликах, полянами с яркими просинями незабудок. Узнали об игумене Дамаскине - крепком хозяйственнике, которому отводят самое большое место в экскурсионных рассказах. На монастырской ферме попробовали молока с привкусом карельского разнотравья и хлеба, испеченного руками насельников монастыря. Вспомнились строки Велимира Хлебникова:

Мне мало надо!
Краюшку хлеба.
И каплю молока.
Да это небо, да эти облака!

Это стихотворение могло бы стать если не гимном Валааму, то его сердечной песнью.

И, наконец, открылся Спасо-Преображенский монастырь, вдалеке, над верхушками берез и сосен появились его нежно-голубые купола и изящная колокольня, парящая над суровым величием острова.

Сколько веры в плавных линиях монастыря!

Мы все ликовали, как будто восторг передавался воздушно-капельным путем. И я поняла: никогда весенний день не проживался так ярко, рельефно, ощутимо, обоняемо и осязаемо, как этот день на Валааме. (Несмотря на то, что уже июнь, на острове - только природный май, погода здесь отстает на месяц от материковой).

В монастыре я, наконец, успокоилась (до этого не могла вдумчиво слушать экскурсовода, переполняли эмоции) и прислушалась: зашуршали страницы Валаама. Во времена игумена Дамаскина святой остров посещали художники, поэты, композиторы. На полотнах картин вместе с маслом была разлита духовность Валаама, звенела она и в произведениях композиторов, оставила след на страницах прозы и в стихах. Торопился остров запомниться, запечатлеться, остаться в памяти. Как будто знал он, что в марте 1940 года последние Валаамские монахи будут по льду Ладожского озера перебираться в Финляндию, а на советском Валааме разместится школа боцманов ВМФ СССР и рота юнг.

И вот, пожалуй, самая безрадостная страница жизни острова. После войны на Валааме находился дом-интернат для инвалидов войны.

«Советскому народу-победителю» слишком уж намозолили глаза эти инвалиды: безрукие, безногие, неприкаянные, промышлявшие нищенством по вокзалам, на улицах. Грудь в орденах, а он на улице милостыню просит. Решили очистить улицы от этого «позора». Вот так на монастырских развалинах Валаама возникла богадельня. Зрелище было настолько душераздирающим, что об острове старались не упоминать ни слова. Евгений Кузнецов, водивший экскурсии более сорока лет на Валааме, так рассказывает про это место: «... трудно описать, ах, как трудно! Особенно, когда перед мысленным взором моим возникают их лица, глаза, руки, их улыбки, улыбки людей, как бы в чем-то навек провинившихся, как бы просящих за что-то прощения. Нет, это невозможно описать». Кузнецов вспоминает, что их обворовывали все, кому не лень. А на вопрос: «Что привезти из Питера?», как правило, был один ответ: «Помидорку бы и колбаски, кусочек колбаски»...

Потом здесь появилась турбаза, был создан Валаамский музей-заповедник. И лишь с декабря 1989 года на Валааме возобновилась монашеская жизнь.

Вот так менялись времена, а Карелия, одетая сейчас в придорожную пыль и свежую весеннюю зелень, оставалась неименной, и столетия за столетиями обходили остров стороной, почти не касаясь его.

А еще на Валааме когда-то было старчество. Во время одного из привалов паломница Александра рассказала одну историю.

У сельского батюшки Владимира была непутевая дочь Татьяна. Сколько раз он вытаскивал ее из разных передряг, ходил по подвалам, сараям, искал в дурных компаниях. Решили они с матушкой ехать на Валаам, помолиться за Татьяну. Тогда еще на Валааме было старчество. Пришел отец Владимир по благословению к старцу, который, говорили, был прозорлив, рассказал про дочь Татьяну, испросил совета. А старец не смотрит на отца Владимира, качается и твердит:

- Будет у тебя дочь Любовь, будет у тебя дочь Любовь.

Отец Владимир думает, что старец перепутал что, какая дочь Любоаь, ведь пятый десяток уже им с матушкой, да и про Татьяну узнать пришел. Но старец не реагирует, лишь покачивается и шепчет:

«Будет у тебя дочь Любовь...»

Уехали отец Владимир с матушкой с Валаама. Вскоре дочка забеременела, и родила им внучку. А через несколько месяцев случилось несчастье: Татьяна сгорела в деревянном доме. Осталась на руках у батюшки с матушкой маленькая девчушка, которую они через несколько дней крестили и нарекли Любовьюй. Так сбылось пророчество валаамского старца.

...Вот так и сложился для меня остров в сочетание неописуемой северной красоты и истинной русской духовности, борьбы и счастья человеческого, природных аномалий и чудес. В один валаамский день уместилось больше, чем можно было ожидать. Мы отплывали от берегов Валаама под звуки первой симфонии П.И. Чайковского. Композитор частично написал ее именно на Валааме. И чайки - белые брызги над озером - еще долго сопровождали нас, виртуозно выделывая свои па в воздухе.

Как хочется, чтобы жизнь и впредь была похожа на ту, островную, чтобы дорога была гладкая, как Ладога на закате, а дни ясные, как литое стекло. Но нельзя нарушать законы равновесия. Если где-то есть упоенное место, одаренное светом, водой и тишиной, то должно быть и другое, диаметрально противоположное.

До свидания, Остров, мы возвращаемся на материк.

...Остановка «Завод карданных валов».

Я открыла глаза, яркий свет проплывающих мимо фонарей на секунду ослепил меня. Надо выходить. Протиснувшись сквозь толпу, я вынырнула в промозглую ноябрьскую осень и тихо побрела домой, волоча за собой длинный шлейф воспоминаний. Сейчас приду, заварю чай с травами, просмотрю старые фотоальбомы и, пожалуй, послушаю Доменико Циполи.

Источник:   http://www.cofe.ru/blagovest/article.asp?heading=36&article=14180

Места:
Валаамский монастырь

Если отзыв Вам понравился и Вы хотите тоже посетить эти святыни, то приглашаем ознакомиться с соответствующими паломническими турами.