Паломничество в Юрьев-Польский монастырь. Заметки трудницы (часть 2)

Окончание. Начало здесь.

1 января

К шести часам пришли в храм. Вообще, ходить утром и вечером на правило нас отнюдь не обязали, но мы сами для себя решили, что ходить будем.

Храм освещался только несколькими свечами, ибо электричества не было нигде. Мерцала обильная позолота на киотах, иконостасах, окладах. Чернота за окнами медленно становилась синей, потом голубой, и наконец стало видно, что первый день года - ясный и солнечный.

Опять читали помянники и синодик. Опять глаза слипались. А руки-ноги не болели и поднимались как надо.

После правила нас с Верой сразу же послали пересыпать зерно из мешков в ларь. Почему нельзя хранить зерно в мешках? Их прогрызают мыши. Вроде и не так велик мешок - а не поднять. Вдвоем с трудом сдвигали. И входит в него несколько ведер зерна. Но после вчерашнего эта работа нам - так, забава.

В десять трапеза. Как бы завтрак. Но тут к завтраку подают полный обед: щи или суп, три «гарнира», ибо гарнир сам по себе уже не гарнир, а основное блюдо. Это картошка, макаронные изделия, капуста, каша... Все необыкновенно вкусное, потому что готовится на печи. И огурцы - настоящие соленые, ядрено проквасившиеся. В три часа мы едим то же самое.

Вот если сказать кому, кто никогда с этим не соприкасался, не поверят, что нигде я так сытно и душевно не едала, как в монастырях.
Во время трапез одна из монахинь, испросив благословения, всегда читает что-либо душеполезное. Это для меня и хорошо и плохо. Если внимательно слушаю, не осознаю, что ем, если переношу внимание на еду - не слышу читаемого.

Видим, что народу прибавилось - еще двое приехали из Нижнего.

После трапезы идем убираться в храме - вечером будет уже настоящая служба, а утром - литургия. И празднование памяти Иоанна Кронштадтского.

Сначала нам с Верой поручают почистить все храмовые ковры и коврики. Мы выносим их на снег и взахлеб предаемся воспоминаниям о детстве, когда все зимой, особенно после снегопада, выносили ковры во двор и чистили их снегом, колотили выбивалками. Демонстрировали свое благосостояние. Сейчас снега маловато, но ничего, почистим. Метем вениками, стучим палками... Солнце сияет, морозец... Радостно!
Нижегородки в это время перевозят дрова со двора в помещение под колокольней - поближе к церковной печи.

Коврики почищены, их холодные рулончики стоят на крыльце, а мы наводим чистоту в храме. Вера скачет вниз-вверх, с табуретки на табуретку - стирает пыль с киотов. Я подметаю пол и обычной хозяйственной металлической мочалкой соскребаю с него накапавший воск. Вера, истребив пыль, протирает стекла киотов. Потом мы все вместе моем пол и кладем на него пахнущие снегом коврики.

Переводим дух и идем на помощь дровоносицам, они совсем выбились из сил.

Перевезли все дрова, уложили. Чем бы еще полезным заняться? Нашли лом, стали сбивать лед в проходе к церкви, в самом узком и опасном месте. Лом ужасно тяжелый, лед ужасно крепкий. Долбим по очереди. Только сейчас смогли при солнечном свете осмотреть маленькое кладбище за алтарем и могилку о. Гедеона. До этого ни минутки не было свободной (в светлое время суток). Умаялись. Весь лед не уничтожили, но все-таки скололи большую часть, теперь ходить будет куда легче и безопасней. Времени - два часа. Появилось электричество. Нам велено идти отдыхать.

В три часа трапеза, она занимает минут двадцать, и до четырех - до начала службы - мы опять отдыхаем. Я чувствую себя страшной бездельницей.

Отдых, конечно, был необходим: служба продолжалась с 16.00 до 19.45.

2 января

Ночью выпал снег. Опоздал на сутки!

С семи до почти одиннадцати шло богослужение. Сразу после него трапезничали. Мать Александра объявила всеобщий отдых до часу. Ну вот опять - поели и отдыхать! Работать, называется, приехали.

После отдыха собрали нас человек шесть, монахинь и мирянок, выстроились мы в цепочку и стали опять переносить дрова из поленницы на улице в сарай одного из домов. Поднялся ветер, пошел крупный снег. Работаем споро, с шутками. Посмотреть - монашки веселый народ! К обеду управились.

А после обеда мне доверили мыть посуду. Вернее, помогать. Как говорят товарищи военнослужащие, там - это вам не здесь. В смысле совсем не так, как при водопроводе. Наливается горячая вода в большущий таз, в нее сыпется горчичный порошок (не благословляются здесь химические моющие средства!), в этой воде моется посуда и окунается в соседний таз, где вода - почти кипяток. Одна из трудниц сунула туда руку и убежала - не выдержала. А одна из монахинь сказала, что это еще не очень горячо, долила кипяточку и спокойно стала выуживать оттуда положенную мною посуду. Когда вода в моем тазу делается грязной, я выливаю ее в помойное ведро, полоскательный таз становится посудомойным, посудомойный ополаскивается и становится полоскательным. Помойные ведра заполняются быстро, я несколько раз выношу их на улицу, выливаю содержимое в огромную яму и успеваю поразмышлять, что здесь будет твориться летом, как будет кипеть примитивная жизнь.

На улице со вчерашнего дня похолодало, но в трапезной так тепло, что я, бегая с ведром, не чувствую морозца.

Пока я занимаюсь посудой, другие подготавливают продукты для завтрашних трапез, моют стены - праздник на носу.

Открывают вход в обширный подпол. Оттуда, с лесенки выпрыгивает массивный черный кот - ура, свобода! Но когда все «подпольные» дела сделаны, его ловят и за шкирку и несут обратно. Кот упирается, но безрезультатно. Служба, брат, прежде всего!

По монастырской территории вообще ходит много разномастных котов. Все в роскошных зимних шубках. Большинство - оставленные дачниками.

Покончив с посудой, я включаюсь в мытье стен. Они здесь бревенчатые, и надо протирать каждое бревно, как если бы это была полка. Как самая, наверное, длиннорукая, лазаю с тряпкой по верхам. Пришибла парочку пауков. Вычистила красный угол. Ой, уже в церковь давно пора. Стою на правиле и - удивительное дело - спать не хочу. Привыкла, наверное.

А вышла на улицу - обмерла от удивления и восторга - на небе не просто звезды, а Млечный Путь, как летом на юге. Снег под ногами скрипит.

Мороз крепчает.

3 января

Встаю удивительно легко, в церкви глазки не слипаются, ничто в теле не болит. Всё, приспособился организм. И даже как-то нравится мне стала эта жизнь, с ранними, буквально ни свет ни заря вставаниями, с ежедневным долгим правилом, с напряженным, но не сверх сил трудом и простой сытной едой. Здесь чистый воздух, истинная тишина, звонкий на морозе белый-белый снег, по которому можно блаженствуя ходить в валенках. Доброжелательность. Отсутствие информационного мусора. Мерзость мiра, в который завтра надо возвращаться, отсюда кажется невыносимой. Понятнее становится желание некоторых навсегда расстаться с ним.

За ночь мороз усилился. Вот и пригодился запас теплой одежды. Я максимально утепляюсь и бодро иду на новое послушание. Сегодня надо перевезти сено из огромного сарая в коровник. Для такого дела еще затемно прибыл из города помощник, давний друг монастыря, косая сажень в плечах.

Была бы лошадка - на нее можно было бы много нагрузить и быстро управиться. Но лошадки нет. Все грустят. Лошадкой выпадает быть мне.
Наш богатырь выкидывает сено из сарая, помогает наложить его на санки. Я везу их в коровник... Дорога длиной в полтора дома, слава богу, под гору. Но с поворотом. На повороте какой-то пенек-столбик, я то и дело за него цепляюсь санями. Туда-сюда, туда-сюда. Сено дивно, ярко пахнет сеном. На моих глазах совершается превращение утра в день. Синеватый мир постепенно розовеет, светлеет. Невозможные краски неба, розовый, а потом золотой иней везде - на огромных деревьях и мельчайших былинках. Я мотаюсь с санками мимо дома, в котором лежит фотоаппарат. Милые люди, с которыми я сегодня в одной упряжке, конечно, отпустили бы меня ненадолго. Но я не могу покинуть их даже на минутку. День короток, сена много, помощник приехал на полдня.

Перерыв на утреннюю трапезу. Быстро поесть-попить - и снова туда-сюда. Вот я уже почти не цепляюсь за столбик. Из коровника доносится:

- Места уже нет!
- Как нет? - удивляется знающая коровник как свои пять пальцев мать Параскева.

Идет проверять. Ну конечно! Горожанки-то не догадались, что сено надо уминать. И легенькая Параскева вскакивает на огромный ворох, топчет его...

Перерыв на чай. Опять быстро поесть-попить и снова в упряжку. Я вижу, что все устали, с трудом ворочают тяжелыми вилами. Лучше не думать, который час, сколько места осталось в коровнике и сколько сена в сарае. Туда-сюда, туда-сюда... Неожиданно транспортабельное сено в сарае кончается, остаются только замерзшие рулоны соломы. И из коровника приходит весть, что у них уже все и умято, и забито. Мы переводим дух.

- Бегом на трапезу, опоздали уже!

После трапезы я готова опять мыть посуду, но мне велят наносить воды. У двери стоит устрашающих размеров - хоть купайся - бак, три фляги, каждая по несколько ведер... Правда, и помощниц дают. И делятся местной хитростью. Оказывается, быстрее всего ходить по воду втроем.

Пока один стоит ждет, когда наполнится водой ведро (а воду качает насос с электромотором), другой в это время относит уже наполнившееся, третий возвращается с пустым. При такой организации труда вода течет непрерывно.

Но вот все емкости наполнены, я по собственной инициативе еще выношу помои. Неужели на этом закончились мои труды? Ведь завтра я уеду. Все уже знают об этом, уговаривают остаться. «Как это уезжать? Ведь скоро праздник, Рождество», «Что, непременно нужно на работу? Ну тогда приезжай еще», «Завтра не забудь забрать подарки»... И благодарят, благодарят... Мне страшно неловко. Мне кажется, что я не столько работала, сколько ела и отдыхала.

Пока солнце еще не закатилось, я успела сделать несколько снимков. А когда закатилось, опять, запрокинув голову, не могла налюбоваться тем, что лучше всех описал Михайло Ломоносов:

Открылась бездна, звезд полна,
Звездам числа нет, бездне дна.

Стихотворение, откуда эти строки, называется, кстати, «Вечернее размышление о Божием величестве».

4 января

В этот день я после первой трапезы уезжаю. Делаю наспех еще несколько снимков, которые конечно же не передадут красоту заиндевевшего мира. Уезжать определенно не хочется. Опять уговоры, и сожаления, и благодарности. Меня одаривают двумя десятками яиц, банкой сметаны и огромным свежеиспеченным хлебом. Кажется, что меня уговаривают остаться навсегда и что я останусь, если задержусь еще на пару дней. От чего и к чему бегу?

Такси приехало быстро. Не только монашеское Новое Село, весь мир был в роскошных кружевах инея. Водитель включил музычку: «Спит-спит-спит-спит Оля с кем попало...» Ну вот я и вернулась.

P.S. Все имена изменены.

Места:
Юрьев-Польский Свято-Никольский женский монастырь в с. Новое

Если отзыв Вам понравился и Вы хотите тоже посетить эти святыни, то приглашаем ознакомиться с соответствующими паломническими турами.